Жизнь посылает некоторым поэтам такую судьбу, которая первых же шагов сознательного бытия ставит их в самые благоприятные условия для развития природного добра. Все в окружающей среде способствует скорому и полногласному утверждению избранного пути. И пусть в дальнейшем он сложится трудно, неблагополучно, а порой и трагически, первой ноте, взятой голосом точно и полновесно, не изменяют уже до конца. Такой была и судьба Марины Цветаевой, яркого и значительного поэта первой половины нашего века. Все в ее личности и в поэзии резко выходило из общего круга традиционных представлений, господствующих литературных вкусов. В этом была и сила, и самобытность ее поэтического слова, а вместе с тем и досадная обреченность жить не в основном потоке своего времени, а где-то рядом с ним. Со страстной убежденностью провозглашенный ею в ранней юности жизненный принцип: быть только самой собой, ни в чем не зависеть ни от времени, ни от среды — обернулся в дальнейшем нерешимыми противоречиями трагической личной судьбы.
      А начало было исключительно благоприятно для развития действительно своеобразного дарования.
      Марина Цветаева оставила значительное творческое наследие: книги лирических стихов, семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическую, мемуарную и историко-литературную прозу. К этому надо добавить большое количество писем и дневниковых записей. Имя Марины Цветаевой неотделимо от истории отечественной поэзии.
      Художественный мир Цветаевой на самых ранних порах становления ее художественной индивидуальности был во многом иллюзорен и населен образами, сошедшими со страниц любимых книг. Все внимание поэта в эти годы обращено к быстро меняющимся приметам душевного состояния, к многоголосию жизни, к себе самой:

        Кто создан из камня, кто создан из глины, —
        А я серебрюсь и сверкаю!
        Мне дело — измена, мне имя — Марина,
        Я — бренная пена морская.
        …Дробясь о гранитные ваши колена,
        Я с каждой волной — воскресаю!
        Да здравствует пена — веселая пена —
        Высокая пена морская!

      Сила ее стихов — не в зрительных образах, а в завораживающем потоке все время меняющегося, гибкого ритма. Не у многих русских поэтов, современников Цветаевой, найдется такое умение пользоваться ритмическими возможностями традиционно-классического стиха. Все в поэзии зависит от ритма ее переживаний:

        Всей бессонницей я тебя люблю,
        Всей бессонницей я тебя внемлю, —
        О ту пору, как по всему Кремлю,
        Просыпаются звонари.

      Свойственная творчеству Цветаевой торжественность, праздничность, мелодичность сменяются бытовыми разговорными речениями, распевным движением стиха. Несмотря на то, что в поэзии Цветаевой есть немало упоминаний о бренности всего земного и мыслей о собственном конце, общая ее тональность — мажорная, даже праздничная. В общем это непрерывное объяснение в любви по самым различным поводам, любви к миру, выраженной требовательно, страстно:

        К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры,
        Чужие я свои?! —
        Я обращаюсь с требованием веры
        И с просьбой о любви.

      Для Цветаевой очень типично все своевольно и властно подчинять собственной мечте.
      Покинув родину, она обрекла себя на беспросветное и нищее существование в эмигрантской среде, очень скоро понявшей, что Марина Цветаева для нее враждебное явление. Взволнованно и зло звучат стихи Цветаевой, направленные против духовного оскудения и пошлости окружающей ее среды. Вот обычная картина парижских буден в вагоне метро: деловая толпа, где каждый уткнулся в развернутый лист газеты:

        Кто — чтец? Старик? Атлет?
        Солдат? — Ни черт, ни лиц,
        Ни лет. Скелет — раз нет.
        Лица: газетные лист! …
        Что для таких господ —
        Закат или рассвет?
        Глотатели пустот,
        Читатели газет!

       Есть и произведения личного плана, но и в них проступает тот же яростный протест против мещанского буржуазного благополучия. Даже рассказ о собственной судьбе оборачивается горьким, а порою и гневным упреком, сытым, самодовольным хозяевам жизни.
      Жизнь на Западе довольно скоро заставила ее убедиться в том, что поэт, желающий сохранить свою духовную сущность в условиях душного эмигрантского бытия, обречен на одиночество и горькие сожаления, ибо совершена роковая ошибка, сломавшая всю дальнейшую жизнь.
      В истории отечественной поэзии имя Марины Цветаевой всегда будет занимать достойное место. Поэт предельной правды чувства, Марина Цветаева, со своей не сложившейся судьбой, со всей яркостью и неповторимостью самобытного дарования, по праву вошла в русскую поэзию первой половины нашего века.

        

Архив выставок